Народная этимология.
Здесь мы имеем дело с большим массивом носителей языка, которые исправляют слова с непонятной этимологией на слова с понятной. Наличие «народной этимологии» маркирует горячую заинтересованность части населения в прояснении смысла слов родного языка.
Термин «народная этимология» давно принят наукой, которая приводит ряд примеров, когда слова произносятся не так. Например, «студент» — как «сКудент» (скудно живет), «пиджак» — как «СпиНжак» (то, что надевается на спину). То же и дети: вместо слово «вазелин» предлагают говорить «мазелин», вместо «компресс» — «мокресс», вместо «бормашина» — «больмашина», не «сухарик», а «кусарик», не «молоток» а «колоток» и т.д. Позиция детей или граждан, не изучавших иностранные языки, вполне понятна: они хотят заменить неясное для них слово на вполне ясное. Не зная латыни, трудно понять, что слово «студент» означает просто «учащийся», а «доцент» — «обучающий», а не зная немецкого — что «бор» — это «вращение», и «бормашина» — просто «машина с вращением». Но на то они и иностранные языки, чтобы быть непонятными. Тогда почему же этимологизируются исконно русские слова, например, «сухарик» как «кусарик»?
Здесь мы имеем иную ситуацию — уход явления из сферы реально наблюдаемого. Если раньше сухариком становился засохший хлеб, и малыш видел все фазы превращения свежего хлеба в сухарь, то теперь сухари продают в уже приготовленном хрустящем виде, и о том, что таким может стать свежий хлеб, можно либо догадаться, либо узнать от родителей. Не подозревал он и о том, что когда-то в древности молотком размалывали зерна, и то, чем МОЛОЛИ, назвали МОЛОТ. Дети же молотком действительно, только КОЛОТЯТ, производя шум, но не полезную работу, и он для них действительно КОЛОТОК.
Последний пример интересен тем, что дожившее до нас слово сохраняет представление о давно исчезнувшей реалии. Хотя слово фонетически сохранилось, его значение изменилось, пережило семантический сдвиг. Раньше молотком МОЛОЛИ, теперь им БЬЮТ либо по изделию (например, жестянщики), либо по инструменту. Это произошло потому, что зерна перестали бить, а стали тереть одним камнем о другой; появились ЗЕРНОТЕРКИ. Позже верхний камень стали вращать и назвали ЗЕРНОВ, а потом под влиянием особенностей произношения это слово стали произносить как ЖЕРНОВ. Что же касается МОЛОТА, то он, уменьшившись в размерах, был приспособлен для другой работы и стал называться МОЛОТОК, то есть МАЛЕНЬКИЙ МОЛОТ. Однако сохранилось и слово МОЛОТ, но для большого орудия, которым работает в кузнице МОЛОТОБОЕЦ (а вовсе не на току МОЛОТИЛЬЩИК).
Таким образом, даже небольшая смена функций приводит к изменению применения предмета, и его название оказывается немотивированным; в крестьянских хозяйствах недавнего прошлого существовали ветряные или водяные мельницы, заменившие молоты, и слово МОЛОТИТЬ уже не стоит рядом со словом МОЛОТ. Точно так же не стоит это слово рядом и с другим словом, ОБМОЛАЧИВАТЬ, то есть ОТДЕЛЯТЬ ЗЕРНО ОТ ШЕЛУХИ — у русских крестьян для этого служил цеп, а сейчас используется МОЛОТИЛКА.
И уж совсем «из другой оперы» кажется слово МОЛОКО, хотя на самом деле то, что МЕЛЯТ, доводят до состояния, когда оно МЕЛКО (то есть РАЗМОЛОТО), а когда это МЕЛКО кладут в воду, получают МЛЕКО, то есть МОЛОКО (взвесь размолотого в воде). Как видим, дело не ограничивается произведением от одного глагола всего одного существительного; производится целое гнездо слов.
